9 октября, вечер.
Лёгкая встряска за загривок и раздражённый рык над ухом. Мгновенно среагировать на первую мысль, что волк решил-таки его добить, широко распахивая глаза, в которых до сих пор плескалась ярость. "Дэнни?" - настолько рассеянная мысль, словно как их вожак мог оказаться в кузове, когда они находились...да чёрт знает где они находились. И, пожалуй, он мог даже обрадоваться его появлению, чтобы вытащить собственную никчёмную шкуру из этого дерьма, но, увы, скандальные выкрики вожака не способствовали этой радости. Попытаться отмахнуться тяжёлой лапой, но промазать, задев лишь немного руку, оставив три мелкие царапины, ибо четыре Дэнни это очень много. И все кричат и дёргают его за шкуру.
"Отпусти меня, псих несчастный, мне больно!" - яростно шипел внутренний голос, когда физически он мог лишь оголить клыки, беспомощно показывая что он думает о его пламенной речи.
Правда, всё шло не в пустую и ощущать слабую пульсацию в боку, где затягивалась рана, было приятно. Нет, приятного здесь мало, ибо ощущение, что её стягивают, ушивают, но облегчение было, что его участь не закончится в этом убогом, измазанном кровью, фургоне.
"Мне срать...На этот грёбанный мир с этими грёбанными ментами. Достали" - злобный зверь, на самом деле просто взбешённый, что он оказался неудачником. Проиграть какому-то сморчку, лежать в луже крови, задыхаясь этим запахом, выслушать нравоучения от вожака и заставить волноваться Кэт...Чёрт, если бы она, не он, сдох бы нахрен. Обидно. До жути.
Рука, сжимающая на горле, заставила запаниковать, резко дёрнуться, приложившись очередной раз головой о стенку. Глаза накрыло чем-то непросветно тёмным. Наверное, вырубившееся сознание.
Очнувшись уже в клетке, огляделся, тут же пытаясь подскочить на лапы. Тело в соседней клетки такое же дохлое, как и он сам. Попытка резко встать привела лишь к боли во всём теле, головокружению и рвотным позывам. Рана на боку затянулась полностью и можно было уверенно стоять на четырёх лапах, не боясь, что кишки вываляться откуда-нибудь из раны.
«Что за воспитательные меры?! Как детей, расставил по углам и думаешь молодец? Чёрт, полнолуние совсем скоро…Надеюсь, он не думает оставлять здесь на долго…Нахрен…»
Мечась по клетке, словно раненный зверь…хотя, всё так и есть. Огороженный прутьями. Злиться, беситься, не в состоянии даже физически вытянуться во всю длину. А ещё ему не давал покоя запах Эда, который так и витал в воздухе. Эмоций много, смывают весь бардак в голове, сметая расписанные на ноты листы.
- Дэн! – прорычать во весь голос. Злой, раздражённый.
Это было ужасной пыткой – сидеть в клетке, лишённый возможности выйти за её пределы. Хотелось есть, пить, спать. Уже который день. Держаться только на элементарном упрямстве, когда тело слёзно умоляет пойти и утопиться от такой жизни. Отсюда и настроение, невозможность держать себя в руках. Хочется бежать, бежать, бежать. Далеко. А железные толстые прутья, которые в бодром здравии можно было бы выгнуть и вылезти, но только не сейчас, черевато добить себя переломами, доводили до истерики, полного эмоционального истощения и хотелось выть на луну, как волки. От тоски, что раздирает душу в клочья. Как же ему было отчаянно плохо.
Свернуться клубочком, тут же поднимаясь на лапы, обессилено сесть, случая бешенный стук сердца, карябать пол когтями. Сесть возле самых прутьев, попытаться просунуть морду, лапу, хвост. Резко попытаться выбить плечом, но вместо этого выбить плечо, сдавленно зарычать, потом громче и громче, уже выплёскивая наружу злость. Яростно хлестать хвостом, бить себя по бокам, по прутьям, по полу, прихрамывая по клетке. Невозможно. Без возможности что-либо сделать. Чувствовать себя настолько жалким и ничтожным, что хочется только загрызть себя. Но не получится. Это низко, даже в таком состоянии низко уйти вот так, с ободранной шерстью и отчаянием в глазах, так отлично замаскированным под ненависть. Только в такие моменты он чувствовал единство со своим зверём, в большинстве случаев шёл даже против него, поступая по-своему.
На разумные мысли не хватало сил. Трудно думать о том, как же рисуют шедевры, когда тебя на живую режут скальпелем. Один на один со своими животными инстинктами, которых всю жизнь сторонился, потому что они всегда вышибали те остатки разума, что необходимы для контроля. А теперь...Он понимал как же ему жизненно необходимо уйти отсюда, выйти, бежать долго по лесу, от всей стаи, от самого себя, чтобы трава мягко гладила лапы, а шелест деревьев окутывал своей мелодией. Не хотел ни чьей заботы, ни любви, всю жизнь без неё и ничего страшного. Не понимал, не хотел понимать, что это за любовь такая и заботливая стая, что запирает своих в клетках, когда должны представлять до чего доводит ограничитель свободы...
Впрочем, это мучение длилось не долго. Услышать фразу электронным голосом "Увы, жизненний лимит исчерпан" и отключиться, свалившись на холодный пол обмякшей телесной грудой.
